Самое важное - жизнь

ФОТО АВТОРА

Одна из главных октябрьских петербургских премьер - «Собачье сердце» Михаила Булгакова в постановке Максима Диденко в театре «Приют комедианта». Это один из немногих режиссеров нового поколения, кто успешно скрещивает драму с невербальным театром. На роль профессора Преображенского, ломая все стереотипы, Диденко позвал актера МХТ им. А. П. Чехова Николая ЧИНДЯЙКИНА. Актер рассказал журналистке Елене БОБРОВОЙ, каким зрители увидят гениального профессора.

- Первоначально книга Булгакова называлась «Собачье сердце. Чудовищная история». Для вас, Николай Дмитриевич, она почему чудовищна? Потому что человек берет на себя функцию бога?

- Безусловно, тема миссии бога, которую взял на себя человек, за что и был наказан, - это у Булгакова есть. Но мне кажется, для него она не столь важна, для него это лишь повод, инструмент. Ничего не выдает в тексте, что профессор Преображенский заражен мессианской идеей. Ведь появление Шарикова - не то, что ученый хотел. Это самая настоящая гримаса ситуации. Получается, что Преображенский поневоле посягнул на божественное и готов нести за это ответственность. Если уж говорить о мессианской идее, о богоборчестве, то ее выражают люди, подобные Швондеру. Допустим, Яков Свердлов - малюсенький человечек из нижегородской аптеки, который нацепил на себя кожаную куртку и револьвер. В моем понимании это богоборчество, потому что человек уверен: он-то имеет право! Он-то знает, как сделать меня счастливым. Хочется спросить: «Кто ты такой, чтобы вершить мою судьбу?»

- Обычно образ Преображенского идеализирован - умница-профессор, все знающий и ставящий на место Швондеров... На ваш взгляд, так ли ученый хорош?

- Это мы свои размышления, представления навязываем Булгакову. В Преображенском есть и хорошее, и дурное, как во всяком человеке. Да, мы ждем от него каких-то откровений, ведь он свидетель таких событий. И он все время обещает своему соратнику доктору Борменталю, что, дескать, он, человек наблюдений, опыта, все объяснит. Но этот интеллектуал, гениальный профессор говорит о калошах! О затоптанных коврах. О людях, которые не умеют нормально ходить в туалет. Он говорит о совершенно анекдотических вещах. Прежде всего Филипп Филиппович Преображенский - человек науки, он далек от всего, что происходит в мире, для него главное, чтобы его не трогали и дали возможность заниматься какими-то чудесами, которые сегодня назвали бы «нанотехнологиями».

Конечно, нормального человека шокирует его черный юмор, врачебный. Помните, когда он говорит доктору Борменталю: «Следите внимательно: как только подходящая смерть, тотчас со стола - в питательную жидкость и ко мне». И потом радостно потирает руки: «Ну хорошо, а пока мы подлечим его». А, собственно, для чего подлечим этого несчастного пса? Для того, чтобы потом полосовать хирургическим ножом. Одним словом, он не святой Антоний, он живой человек. В котором много традиции, той консервативности, которая дает возможность многим обществам долгое время находиться в покое. Но, увы, время от времени эта пирамида переворачивается со своего основания... И тогда появляются Швондеры.

- Булгаков депоэтизировал не только революцию, но и мечту создать принципиально «нового человека».

- У него совершенно другой подход к этой теме - без всякой назидательности, умствований, через смех рассказать о главном. Ты хохочешь, читая книжку или смотря спектакль, но при этом осознаешь, что перешагнуть культуру невозможно. Никакая кожаная куртка, никакой револьвер и знание трех томов классиков ничего не дают, если ты, говоря словами того же Преображенского, отстав лет на 200, не совсем уверенно застегиваешь собственные штаны. Возвращаясь к Свердлову и иже с ним - эти люди, которые не совсем уверенно застегивают собственные штаны и «хромают» в элементарных вещах, не способны сделать счастливыми всех остальных. Время идет, казалось бы, они должны извлекать уроки. Но нет. Вот сейчас отметили столетие события, перевернувшего весь мир, а ведь все те же глупости совершаем. И вспоминается все тот же Булгаков, который говорил: «Каждый должен лупить себя по затылку»... Что и говорить, потрясающую книжицу он написал. Такая легкомысленная, а столько дает размышлений! Эта фантасмагоричность текстов меня подкидывает, как подкидная доска. Такие кульбиты совершаешь! Так что было очень интересно работать.

- Николай Дмитриевич, вы же понимали, что вас будут сравнивать с Евстигнеевым в телефильме. Вас это тревожило?

- Конечно, хочешь не хочешь, а будут сравнивать. Потому что фильм Владимира Бортко не то что культовый, а суперкультовый. Но я к этой ситуации отношусь нормально. Так что не задумываясь согласился на эту роль. Тем более что предложил мне ее Максим Диденко, с которым мне уже доводилось работать - в московском театре «Практика» я играю в его спектакле «Чапаев и Пустота». Кстати, нас с Максимом еще кое-что связывает. Когда я с ним только познакомился, выяснил, что он из Омска, где я работал 15 лет. Слово за слово, я ему рассказал про свою подругу, удивительную женщину, которая занималась самодеятельностью и создала театр-студию. Несколько лет назад ее не стало, но театр жив и носит ее имя - театр имени Любови Ермолаевой. И оказалось, что это бабушка Максима! «Молодой человек, у вас уже играю!» - воскликнул я.

А если говорить о «Собачьем сердце», то, зная Максима, я понимал, что его спектакль по определению не будет похожим ни на фильм Бортко, ни на какие-то другие театральные инсценировки булгаковского романа. Знаете, меня не очень занимают концептуальные вещи, но все же в театре мне интересно «как». «Что» тоже интересно, но не так.

- Как бы вы определили жанр спектакля?

- Я вообще не умею этим заниматься. Что это? Драма, фантасмагория, гротеск? Я бы сказал так: это повесть «Собачье сердце» Булгакова, рассказанная группой театральных людей, объединенных определенным юмором и пониманием природы театра. Вот и все. А если упрощенно, то это комедия, в которой психологический театр сочетается с пластическим. Ведь режиссура Максима Диденко произросла из пластического театра Derevo Антона Адасинского.

Мне довелось работать с Ежи Гротовским, этим театральным магом (знаменитый польский режиссер, теоретик театра. - Прим. ред.). И вот теперь, в Петербурге, впервые за много-много лет какие-то наработки, знания, полученные мною на тренингах Гротовского, в первооснове которых лежит опыт йоги, потребовались. Конечно, я с восторгом в это окунулся.

- Вы известны не только драматическими ролями, но и тем, что поете...

- Да, я даже в мюзикле пел! Откройте Интернет, и я оттуда вам напою что-нибудь с оркестром. Я действительно много пою, но не составляю из этого биографию. Это удовольствие, не более того.

- Но помимо этого пишете и стихи.

- Да, иногда что-то пишется. Сейчас гораздо меньше. Поскольку я не поэт, то не красуюсь этим. Но льщу себя надеждой, что поэзию знаю очень хорошо. И знаю, что такое поэзия. Читаю концерты в двух отделениях. Последнее название - «То, чем жив». Там в первом отделении читаю Пушкина, Блока, Маяковского, Есенина. Во втором - современников...

- Но мне хотелось узнать, дает ли работа в театре толчок к поэтическому творчеству? Те же «Собачье сердце» или «Старший сын» Вампилова, который вы сейчас выпустили в Театре наций в Москве?

- Как бы это помягче сказать... Когда-то, когда был юношей и занимался театральной самодеятельностью, тогда, да, изливался стихами. Для меня много лет самым главным был театр. Но в последнее время все острее чувствую, что самое важное - это сама жизнь. Вот мы с вами про пирамиду говорили. Так и здесь: энтузиазм сужается, сужается и в какой-то момент переходит в профессионализм. Я это говорю не со знаком минус. Просто констатирую факт: я уже так много лет занимаюсь театром, что романтики уже давно никакой нет. Есть момент работы, мучительное осознание: до премьеры осталось всего ничего, а еще надо столько сделать!

Я много снимался в детективах, и у меня появилось немало друзей-следователей. Они мне рассказали, как на самом деле проходит их работа - ни один следователь не занимается одним делом, как это показывают в кино. У него этих дел по 15 - 20 штук бывает! Но если снимать правду, то это будет никому не интересно: работа следователя - неимоверно тяжелый отупляющий труд. А те картинки, которые мы так любим смотреть, - это всего лишь рассказ. То же и театр - да, творчество, да, Булгаков, Вампилов, да, Гришковец (весенняя премьера Николая Чиндяйкина - спектакль «Весы» в МХТ им. Чехова. - Прим. ред.). Но за этим - ночи в поезде, параллельно репетиции там и здесь. Так что не до песен мне... Но несмотря ни на что я очень доволен, что случилась эта работа.

  •  
    По теме
    Губернатор Александр Беглов подписал постановление Правительства Санкт‑Петербурга «О Порядке предоставления в 2024 году субсидии социально ориентированной НКО для финансового обеспечения затрат на реализацию проекта «Кни