Петр СВИДЛЕР

Петр СВИДЛЕР | ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Фото: spbvedomosti.ru
  • ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

    Куда уходит романтика

    Сильнейший шахматист Петербурга, семикратный чемпион России уже около двадцати лет стабильно играет на высшем уровне. Менее известна в нашей стране другая грань его таланта. Петр Свидлер один из самых ярких шахматных комментаторов планеты, именно в этом качестве он провел недавний матч на первенство мира в Нью-Йорке. В редакции «Санкт-Петербургских ведомостей» мы поговорили о противостоянии Карлсен - Карякин, об увлекательном комментаторском деле и, разумеется, о богатой шахматной карьере нашего гостя.


    - Недавний матч в Нью-Йорке между Магнусом Карлсеном и Сергеем Карякиным проходил под знаком испанской партии, это ваш фирменный дебют. Как оцениваете дебютную дуэль в этом матче?

    - Да, зрители меня даже критиковали за то, что я во время трансляции на сайте chess24 много говорил о своем опыте. Но в какой-то момент было очень забавно: они начали играть варианты, в которых теория почти целиком состоит из моих партий! И я начал перечислять: вот это я играл с Анандом, это с Домингесом. Кто-то в комментариях написал: «Что он делает, это же не его матч!»...

    В целом по дебюту это был странный матч, причем, скорее, со стороны Сереги. Магнус показал добротную ровную подготовку, но играл свой, что называется, официально заявленный репертуар. И тем не менее выиграл большую часть дебютных микродуэлей! Это совершенно поразительно, учитывая общий подход соперников. Карякин - один из лучших в плане теоретической подкованности современных шахматистов. Плюс его широко распиаренная подготовка к этому матчу, были озвучены феноменальные цифры потраченных на нее денег. И при этом он не озадачил Магнуса нигде! Для меня это загадка. Карякин в интервью говорил, что была проведена огромная работа, но местами его команда не угадала, что будет играть Магнус.

    - Вас по ходу матча не посещала мысль, мол, на месте Карякина мог быть я?

    - Не могу сказать, что мне совсем не приходило это в голову, но подобного рода мысли меня не мучили. Скажем, Каруане, который упустил победу в последнем туре, смотреть на это наверняка было довольно противно. Но я не в положении Каруаны. Да, я играл в турнире претендентов и, сложись первый круг немножко иначе, мог побороться за победу. Но он сложился так, как сложился. Так что ощущения, что они играют мой матч, не было и близко.

    - В Нью-Йорке играли дети компьютерной эпохи, вы начинали совсем в другое время. Насколько легко вам дался переход? И как вообще компьютеры изменили шахматы?

    - У меня лично не было никакого когнитивного диссонанса - все прошло довольно легко. А шахматы изменились, конечно, очень серьезно. Основная перемена, совершенно кардинальная - это новая оценка ресурсов защиты. Раньше масса анализов обрывалась в районе хода 17-19 и ставился значок «с атакой» - это было очень хорошо. Теперь, поработав десяток лет с компьютером, ты очень хорошо понимаешь, что «с атакой» - это не оценка. Компьютер защищает такие позиции, на которые раньше, бросив один взгляд на доску, ты понимал - это мат. Не знаю как, но это и не нужно - найду за доской. А компьютер находит такие ресурсы, что и люди совершенно по-новому стали оценивать ресурсы обороны. Стало ясно, насколько игра сбалансирована и как трудно этот баланс разрушить.

    - Получается, они сделали игру богаче?

    - Да - с одной стороны. С другой стороны, люди из-за этого меньше играют в так любимые зрителями романтические шахматы. Понимание того, что, скорее всего, атака некорректна - оно очень давит. И не так много осталось романтиков, которых это не смущает.

    - Получается, типичное дитя компьютерной эпохи - это Карякин, готовый держать любые позиции?

    - Я не знаю, насколько это объясняется компьютером. Мне кажется, в его случае это, скорее, дарование. Мало кто может делать то же самое, потому что часами смотреть на плохую позицию очень тяжело психологически. Ты получил позицию, от которой тебя подташнивает, и вряд ли она улучшится, но сдаваться еще рано. Нужно сидеть и просто искать лучшие ходы. Это ценнейшее дарование! Серега в этом смысле один из лучших, если не лучший в мире. Я, например, тоже спасал плохие позиции, но с Карякиным в этом плане и рядом не стоял!

    - Уже давно поговаривают о компьютерной смерти шахмат, о том, что будет изучено вообще все. Одним из лекарств были так называемые фишеровские шахматы, или chess960, где стартовая позиция определяется жеребьевкой. Вы, кстати, трехкратный чемпион мира в этом виде...

    - Четырехкратный. К сожалению, с уходом из организаторской деятельности подвижника этой игры Ханса Вальтера Шмидта chess960 пришли в упадок. Он организовывал турниры во Франкфурте-на-Майне, верил в то, что это важный вид, который поможет шахматам оставаться живыми и молодыми. Но у него в какой-то момент ушли основные спонсоры, и турниры пропали, сейчас играть практически негде. Очень жаль, потому что все, кого я знаю, играют в chess960 с огромным удовольствием.

    - Звучала мысль, что ведущим шахматистам жалко проделанной ими огромной дебютной работы, которая оказывается бесполезной в chess960...

    - Да нет, не в этом дело. Если бы вдруг не осталось никаких других шахмат, тогда эта работа пропала бы. Но всерьез же никогда не шла речь о том, чтобы заменить классику на 960. Сейчас же основная дискуссия в плане перспектив шахмат касается того, что делать с контролем времени.

    - Если брать матч в Нью-Йорке, то именно быстрые шахматы стали украшением матча.

    - Да, у нас на chess24 аудитория во время тай-брейка была раза в четыре выше, чем на самых интересных партиях классической части. Очень может быть, что будущее действительно за быстрыми шахматами. Но при этом нужно понимать: показ рапида и тем более блица невозможен без по-настоящему хороших комментаторов.

    - Вы комментируете без помощи компьютера в отличие от подавляющего большинства коллег. Почему?

    - Не совсем так. Мы стараемся первые часа четыре, пока голова максимально соображает, не подключать компьютеры вообще. И то за исключением позиций, когда сразу не удается найти решение, но чувствуешь, что оно есть. Тогда испытываешь неловкость перед зрителями, которые уже сами все нашли при помощи своего «железа», а мы им рассказываем, что позиция неясная. И еще после четырех часов непрерывного говорения начинаешь сбоить, и возникает ощущение, что ты немножко недодаешь зрителям, поэтому компьютер начинаешь подключать все больше. Но в целом, я считаю, моя роль как серьезного представителя шахматной верхушки в том, чтобы показать, как такой человек думает без «костылей». Чтобы зрители видели: таков мыслительный процесс, вот здесь я чего-то не увидел, зевнул. Это даст представление зрителям о том, как это происходит в реальном турнире.

    - Наверное, ваш уровень для большинства зрителей высоковат?

    - Да, к моей работе постоянно есть одно критическое замечание - я не пытаюсь понижать уровень анализа. Рассказываю честно то, что вижу. А я по-прежнему вижу довольно много и довольно быстро.

    - Но ведь вы комментируете вдвоем? Кстати, кто ваши партнеры?

    - Да, один я сошел бы с ума. Много дней подряд по шесть часов одному вещать в пустоту - это крайне тяжело. В последнем матче на первых партиях со мной работал Эрик Хансен, а потом вернулся Ян Густаффсон. Это мой постоянный партнер, мы с ним много лет работаем вместе, помногу обсуждаем и абсолютно нешахматные вопросы: кино, сериалы - чего только не было за годы работы. Мы сознательно как модель выбрали трансляцию, где будет набор этой ерунды. И многие, я точно знаю, нас смотрят именно за это. Например, в одиннадцатой партии матча Карлсен - Карякин у нас было чудесное обсуждение, которое вызвало взрыв в соцсетях. Мы заключительную позицию показали за полчаса до того, как она возникла на доске. Было ясно, что пешка e2 ферзем не станет, потому что белые дадут вечный шах. Мы это сказали раза три, а они все сидят и думают. После этого мы перешли к обсуждению того-сего-пятого-десятого... Естественно, для этого нужно, чтобы мы хорошо понимали друг друга, был круг общих интересов, хорошие отношения тоже не мешают. У нас с Густи все это есть. Я получаю огромное удовольствие от работы с ним, и по-хорошему мы оба ждем этого момента, когда можно будет отпустить себя...

    - С комментариями понятно. А как происходит собственная шахматная работа?

    - Конкретно у меня шахматная работа обычно происходит плохо... А вообще работа без компьютера сейчас практически не ведется. Да, острые тактические позиции интересно и приятно анализировать «руками», но ты сжигаешь огромное количество времени, которое экономится при нажатии на кнопку. Однако есть исключение. Я сыграл три претендентских турнира за последние четыре года, и к каждому готовился новый дебютный репертуар. В результате появлялось огромное количество структур, которые я раньше не играл. И вот когда нужно понять, куда в принципе в таком типе позиций идут фигуры, - тогда компьютер откладывается, садишься с товарищем напротив и двигаешь фигуры руками.

    - С кем вы чаще всего работаете?

    - У меня есть группа людей, с которыми у меня хорошие, товарищеские отношения. Прежде всего это Максим Матлаков. К первым двум претендентским турнирам просто неоценимую поддержку оказал мне Никита Витюгов. Вот у кого, я считаю, правильный, системный подход к работе над шахматами.

    - А сами вы кому помогали?

    - Я был секундантом у Крамника в Бриссаго на матче с Леко и еще помогал Грищуку готовиться к претендентскому турниру. С Крамником важной мотивацией для меня было проверить, в состоянии ли я это физически выдержать - я уже представлял себе, что такое работать с Володей. Выдержал, но я потом к шахматам полгода не прикасался. Я столько не работал ни до, ни после - никогда в жизни!

    - Сейчас Крамник резко изменился...

    - Володя не то чтобы перестал работать над шахматами, но к нему наконец-то пришло осознание: он играет в шахматы настолько сильно, что ему необязательно каждую партию выигрывать из дебюта. Можно просто расставить фигуры и обыгрывать людей.

    - Как делает зачастую и Карлсен...

    - Да. А в те годы Володя воспринимал шахматы в высокой степени как математическую задачу, которая требовала решения. Для меня новая модель Крамника - некий образец. Мне тоже было бы очень интересно что-то в себе поменять, но я не понимаю как. И я на него смотрю с огромным восхищением, потому что человек всю жизнь строил работу над шахматами одним образом, а потом в районе сорока лет решил, что его это больше не устраивает, и сумел все изменить. Для меня это космическое достижение!

    - Но вы тоже стараетесь изменить подход. Например, несколько лет назад признавались, что начали чаще заставлять себя играть на победу...

    - Да, это был важный вывод, который я сделал из турниров, в которых на меня слишком сильно давила мысль: «партия не должна быть проиграна».

    - Вообще при сравнении нашей школы и западной возникает ощущение, что у нас еще с детских шахмат имеется чрезмерная заточенность на результат. Есть такое?

    - Я очень не люблю делать такие обобщения. Но те же Накамура, Каруана - все эти ребята росли на американских опен-турнирах, где серьезное значение имеют только первые два-три приза. Поэтому там ты играешь резко на победу в каждой партии, и это переносится на дальнейшую карьеру. А я, например, довольно быстро начал играть в элитных круговиках, где царит немножко расслабленная обстановка... Получилась скучноватая позиция из дебюта - предложил ничью, пошел домой. И это потом, конечно, необходимо было перебарывать. В этом смысле я очень благодарен появлению софийских правил, которые просто забрали эту возможность. У меня действительно было огромное количество коротких ничьих, но при этом я гораздо чаще соглашался на ничью, чем предлагал. То есть я всегда был сам по себе готов продолжать играть, но если человек предлагает ничью, то как бы неудобно отказаться. У меня со всеми хорошие отношения, в большинстве случаев это мои приятели...

    - Бытует мнение, что для борьбы за корону Петру Свидлеру не хватает жесткости, «инстинкта убийцы». В отличие, например, от Карякина с Карлсеном.

    - Как раз с этими ребятами у меня получается неплохо. Безусловно, можно было бы быть жестче, но не думаю, что моя основная проблема в этом. Если брать Карлсена, то он просто играет в шахматы получше, чем я. Но главное - работать можно и нужно больше, чем я работаю.

    - А почему не получается?

    - Видите ли, мне очень трудно работать одному, а у людей, с которыми мне комфортно работать, своя карьера. Нашли общее окно, где-то съехались, посмотрели полторы-две позиции. Но окна находить с годами все труднее и труднее. Тот же Максим Матлаков, мы очень хорошо понимаем друг друга, наша работа приносит массу пользы, только у него своя серьезная карьера, и я не могу подчинять его календарь своему. И вообще к сорока годам не вредно было бы научиться работать одному. Но получается не очень, потому что всегда есть на что отвлечься.

    - На что, если не секрет?

    - Ой, бесконечный список. Разнообразные карточные игры, кино. Семья и дети, конечно, не на последнем месте.

    - Кстати, о детях. Ваши близнецы ведь так и не стали играть в шахматы. Рады этому?

    - Скорее, рад. Если бы они какие-то показывали к этому способности, никто не стал бы у них на пути, разумеется. Но особых способностей не обнаружилось. И потом, надо еще понимать, что моих детей анонимно не отдашь заниматься. Получается, на них будут показывать пальцем и шептаться. Оно им надо?

    - А были временами мысли, что лучше бы я сам занимался не шахматами, а чем-то другим?

    - Нет. Мне трудно представить альтернативную вселенную, в которой я не занимаюсь шахматами. Но я бы, наверное, придумал, чем заняться.

    - Вы кто по образованию?

    - Учебу бросил на первом курсе. Я учился на политэкономии СПбГУ, это был такой специальный факультет, на который поступали шахматисты. Но чтение этих учебников вызывало у меня депрессивное состояние. Я почесал репу и решил: «нет». Я не хочу быть экономистом - зачем мне нужно сквозь это пробиваться? Отчасти жаль, потому что я отрезал себя от каких-то жизнеобразующих впечатлений. Может быть, меня немножко научили бы работать, если бы я прошел все пять курсов. Но в тот момент было очевидно, что шахматист из меня получится, и я посчитал, что в высшем образовании нет необходимости. И примеры моих ровесников - Василия Емелина, Вадика Звягинцева, с которыми я боролся на равных, показывают мою правоту. Оба закончили с красными дипломами серьезные вузы, но это затруднило их шахматное развитие. Если всерьез чему-то учиться, то шахматная карьера ставится на паузу. А это ценнейшие годы, когда ты все впитываешь как губка и идет взрывной рост.

    - Сейчас наблюдается бум в юношеских шахматах, в секции записываются гораздо больше детей. Ощущаете ли вы этот рост интереса к игре?

    - То, что сейчас в России гораздо больше внимания уделяется шахматам, - это факт. Я не очень понимаю, как эта связь работает, но озвученное сверху внимание к спорту действительно приводит к тому, что поднимается интерес снизу. Видно, что сейчас гораздо больше внимания уделяется развитию юношеских шахмат, снова стали что-то выигрывать на юношеских первенствах. Ведь был период, когда для страны с такими традициями была катастрофическая ситуация. Особенно если сравнить с тем, какой сейчас бум в Индии или Иране. Там сейчас фантастический рост, и, скорее всего, уже в 2018 году на Шахматной олимпиаде сборная Ирана при случае будет бороться за медали.

    - Вы пятикратный победитель олимпиад в составе российской команды. Но все победы одержаны до 2002 года, когда в составе был Каспаров, а затем как отрезало. В чем причины?

    - Напрямую это не связано с Гарри Кимовичем. Это были победы шахматной школы СССР. Но уже было понятно, что процесс, который начался с распада страны, сделает Шахматную олимпиаду несравнимо сложнее. Что рано или поздно республики, которые раньше поставляли таланты в команду СССР, станут серьезными соперниками. Как это случилось, например, со сборной Армении.

    - Тем не менее сборная России каждый раз эло-фаворит, но каждый раз проигрывает. Может, с обстановкой что-то не так?

    - Нет. На этот вопрос все уже немножко устали отвечать. Нам все заглядывают в глаза: «вы там, наверное, все ненавидите друг друга». Нет, отношения в команде отличные. Где-то дружеские, где-то просто ровные, но хуже не бывает. Здесь другие причины. Во-первых, Россия хоть и остается фаворитом по рейтингу, но это лидерство уже под вопросом. На последней олимпиаде отрыв от команды США был чисто символическим. Мячик становится все круглее и круглее, а скоро станет совсем круглым. Это не отменяет того, что разок-другой фаворит мог бы и выиграть. Понятно, что это уже такое проклятие, которое давит на нас. С каждой следующей олимпиадой выиграть хочется все больше и больше, и это приводит к тому, что люди зажимаются, боятся сделать что-то не так. Я про себя знаю, что необходимость играть в свои лучшие шахматы на меня действует контрпродуктивно. У меня получается лучше, когда я играю максимально свободно. И это внутреннее давление на российских шахматистов становится все выше и выше. Рецепт здесь один. Одну надо все-таки выиграть - и отпустит.

    - Зато петербургский «Медный всадник» впервые за долгое время выиграл чемпионат страны...

    - Если честно, российские чемпионаты в последнее время превращаются в такой междусобойчик. Конечно, обойти звездную «Сибирь» всегда приятно, но главный упор клуб делает на еврокубок, а там мы стали вторыми. Тоже неплохо, но мы имели реальные шансы на победу...

    - А в целом вам комфортнее играть в личных соревнованиях или в командных?

    - Проще, конечно, играть за себя. Но игра за петербургский клуб - она в удовольствие. Устоявшийся коллектив, хорошие отношения, внутренние клубные традиции. Собрание команды проходит в максимально теплой дружественной обстановке, особенно на первенстве России в Сочи. Там освоены местные бабушки, у которых покупаются фрукты, овощи и живительная влага... Вы себе не представляете, какое там бабушки варят домашнее гранатовое!

    - Из ваших многочисленных титулов какие для вас наиболее ценны?

    - Победа в Кубке мира все-таки номер один. И, конечно, семь титулов чемпионата России. Самый памятный всегда первый, но рассматриваю я их как некоторую совокупность.

    - Восьмую хочется?

    - Хочется, но пока что-то не получается. В этом году, считаю, я упустил великолепный шанс. Никто не играл особенно здорово, а я на протяжении четырех туров подряд имел очень хорошие позиции и не выиграл ни одной. Это меня просто убило!

    - В этом году вам исполнилось сорок. Заметны ли признаки старения, проблемы со счетом?

    - Карьера, конечно, ближе к завершению, чем к началу - глупо отрицать. Правда, у нас есть два таких флагмана, Гельфанд и Ананд, которым уже под пятьдесят, но это все же исключения. Определенные возрастные проблемы замечаю, сбоить стал больше. Ошибки, которые нельзя рационально объяснить никак, стали происходить не раз в год, а раз в три турнира. Но в шахматах есть четкие объективные критерии. Есть рейтинг-лист, я стою в двадцатке - получается, по-прежнему играю неплохо. В чем-то я стал даже сильнее. Понимание приходит с опытом, некоторые вещи чувствую лучше. К тому же я довольно неплохо играю незнакомые позиции, это всегда было моей сильной стороной. Поэтому мне проще варьировать, перестраивать свои дебютные подходы. Естественно, я не вижу повода бросать активные шахматы. Такой момент не только не наступил, это даже не завтрашний день. Но, конечно, надо начинать думать на эту тему, и комментаторская работа — это очевидный запасной аэродром.

    - А в роли тренера себя не видите?

    - Я не очень понимаю, каков я в качестве тренера. Я прежде всего практик, а практические навыки очень тяжело передавать через поколение. Вот, например, ушедший от нас недавно Марк Израилевич Дворецкий. Это был человек, у которого была построена четкая картина в голове, как надо работать над шахматами. У меня на данный момент ее нет. Есть накопленные за 25 лет игры на относительно высоком уровне представления о том, что работает лично для меня. Причем не формализованные, я это для себя понимаю на инстинктивном уровне. Какой от того прок потенциальным ученикам, мне не вполне понятно.

    - И последний вопрос: как вас воспитали шахматы? Какие черты характера благодаря им появились?

    - Вы знаете, мне иногда нужно что-то говорить родителям, которые обдумывают, годится ли это занятие для их чад. И я все время говорю, что шахматы дают развитие тем сторонам характера, которые не так легко развивать в вакууме. Ответственность за свои решения, умение бороться с поражениями. Психологически шахматист с ранних лет готов к борьбе - это очень важно.

    Подготовил Леонид РОМАНОВИЧ



     
    По теме
    Денис Макаров назвал поражение «Динамо» «Зениту» печальным результатом Ангелина ВАЙГЕЛЬ Полузащитник «Динамо» Денис Макаров объяснил, почему московский клуб проиграл «Зениту».
    «Зенит» завтра сыграет в Самаре с «Крыльями Советов» - Петербургский дневник И должен оторваться от преследователей Фото: ФК «Зенит» Завтра матчем с «Крыльями Советов» в Самаре петербургский «Зенит» возобновляет выступление в чемпионате России, где лидирует с минимальным отрывом.
    Петербургский дневник
    Фото: Олег Золото / MR7 - Мой район Фото: Олег Золото / MR7 В Выборгском, Кировском, Курортном, Невском, Приморском и Центральном районах Петербурга с 30 марта вводятся новые ограничения движения транспорта , сообщили в пресс-службе ГАТИ.
    Мой район
    В Петербурге обсудили организацию консультативно-диагностической помощи взрослым - Администрация г. Санкт-Петербурга Сегодня в Санкт‑Петербурге состоялось открытие II городской научно-практической конференции с международным участием «Совершенствование организации консультативно-диагностической помощи взрослому населению на современном
    Администрация г. Санкт-Петербурга
    К новому учебному году около 90% школ Петербурга будут оснащены современными лабораториями - Администрация г. Санкт-Петербурга Пленарное заседание Петербургского международного образовательного форума «Создаем будущее сегодня» состоялось сегодня в Атриуме Главного штаба Государственного Эрмитажа.
    Администрация г. Санкт-Петербурга
    Не стало Владимира Фейертага - Культура Петербурга Фото: vk.com/festival_petrojazz. Автор: Екатерина Дмитриева 28 марта в Санкт-Петербурге ушел из жизни Владимир Фейертаг.
    Культура Петербурга